море воды

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » море воды » Тестовый форум » джо и юма


джо и юма

Сообщений 1 страница 6 из 6

1

это то, что случиться могло не только что-то у юмы, но и у джо
и знаешь, они бы оба пришли в какое-то свое старое место
где были всегда только вдвоем, и о нем никто не знает
просто вот ноги сами привели и того, и другого

по поводу места , с которого видно город и звёзды это МОЙ ЛЮЬИМЫЙ троп, я за него
в сеуле же есть горы и смотровые площадки прямо в черте города, большинство из них облагорожены и как туристические места работают, но возможно в районе их школы была какая-то такая тропинка вгору, где они раньше зависали после уроков, и вот потянет снова. оке

мм, можно и так, надо подумать, что это за место
и юма может первый начать болтать, чтобы заполнить неловкую паузу, потому что джо как всегда в себе будет
а потом понесется разговор

джо повысили на работе.
из консультанта он стал менеджером
то есть, стал буквально тем, кто смотрит
за всем - кто как работает, что нужно привезти
в общем, контролирует рабочие процессы
паре коллег это не очень понравилось
и в кафе воцарилась не самая приятная атмосфера
джо стали ставить палки в колёса

также, отец позвонил с тем, что бизнес снова расширяется
и по хорошему, он хотел бы перевезти мать в шанхай
о джо речи не шло
типа, взрослый, сам решаешь, с деньгами так и быть помогу
но твой переезд не рассматривается
возможно, они сами переезжают на сколько-то месяцев, может лет
но нужно короче быть в шанхае какое-то время

0

2

ладони сжимаются в кулаки, ногти впиваются в тонкую кожу, а на кончике языка, будто оседает какая-то горечь. в голове как-то совершенно пусто, бьётся только одно всего лишь слово, которое он безэмоционально повторяет несколько раз, смотря на отца. шанхай. шанхай? шанхай... его встречает ровный и холодный взгляд, что вкупе с отрывистыми и резкими фразами вынуждает на несколько секунд, словно задохнуться. он останется один? на сколько? месяц? полгода? год? несколько лет? джо нервно сглатывает, чувствуя себя оглушённым и потерянным. ему были так привычны воскресные вечера с мамой и тихие вторники в книжном кафе, где он работал и показывал ей все новинки, покупки для неё после пар в университете, разговоры обо всём и ни о чём, её мандзю с маття или шоколадом, десятки связанных шарфов для него и...

так много всего, что теперь на долгое время станет для него ещё одними нитями воспоминаний. джо в расчёт не брали, а просто ставили перед фактом. отец так делал всегда и себе не изменял ни при каких обстоятельствах. сын был по его мнению слишком взрослым для того, чтобы повсюду таскать за собой и он обещал ему только помогать деньгами, что для асакуры прозвучало, как хлёсткая пощёчина, потому что драгоценный родитель его подработку считал ерундой, сравнивая с детьми своих партнёров по бизнесу, что занимали какие-то управленческие позиции в компании своих родных, «вкладываясь в своё будущее».

бизнес. фармацевтическая корпорация отца вызывала у него ощущение тошноты и всё, за что он был благодарен ей — это переезд в сеул, что стал для него вторым домом после киото, когда джо на это даже и не надеялся, с детства полагая, что останется чужим для этой страны и никогда не сможет здесь вдохнуть полной грудью. ему не хотелось в очередной раз думать о том, какими методами пользуются в этой организации, шагая по головам конкурентов, наплевав на закон — неофициальные работники, разные оклады при одинаковых должностях, тестирование разработанных лекарств, минуя доклинические исследования. продолжать не было желания даже про себя.

хорошо. тогда завтра я помогу маме со сбором вещей. полагаю, ты не хочешь, чтобы я провожал вас в аэропорт. ладно. спасибо, что сообщил о вашем переезде, отец. это что-то похожее на сарказм, только он даже не смотрит в глаза, а отворачивается к окну, слыша презрительное хмыканье. кулаки разжимаются и руки безвольно свисают вдоль тела, а в солнечном сплетении зарождается какое-то чувство безысходности, противно царапающее изнутри. в рейтинге по самому мерзкому утру, сегодняшнее заняло бы первое место.

джо в кафе собирается на автомате, поочередно забывая то телефон, то ключи, то кошелёк и спотыкается на выходе у двери о развязавшийся шнурок. с губ срывается тяжёлый вздох, но он так опаздывает, что времени разбираться с тем, почему вселенная забрала у него кроличью лапку, совершенно не остаётся. ему везёт только с быстрым приездом такси и на этом все милости фортуны снова заканчиваются, оставляя его наедине с проблемами, что разрастаются, как снежный ком. очень занимательно, как будто меня здесь нет, да?

асакура на работе ходит с планшетом среди стеллажей, отмечая, что нужно заказать у поставщиков и краем глаза следит за коллегами, что не стесняясь, шепчутся о его назначении менеджером, вплетая в это такой поток гадостей, что он невольно морщится, но взглядом на них не задерживается, потому что думать ещё и об этом у него совершенно нет сил и возможностей. а может стоило бы, потому что в середине смены его вызывает директор и выносит выговор за отсутствие желейных конфет и клубничных крекеров, которые были довольно популярны среди посетителей, любящих что-то вприкуску к кофе или чаю, пока читают в зале. этих десертов не было в меню уже больше трёх дней и при осознании этого, джо на мгновение замирает. он тогда не проверил партию этих сладостей, а просто спросил у сохи - официантки, что сейчас смотрела на него издалека с нескрываемым триумфом, что так мастерски его подставила.

что за ребячество? он в университете пропускает половину лекции мимо ушей, тщетно пытаясь сосредоточиться, но всё то, что произошло сегодня - не отпускает ни на минуту. джо торопливо переписывает часть конспекта у однокурсника и с гудящей головой выходит на свежий воздух, когда все пары наконец заканчиваются. это нездорово. придётся с этим что-то делать, иначе работать гораздо сложнее. пара студенток окликают его на улице, приглашая в караоке, но джо дежурно и едва уловимо улыбается, отказываясь сразу. всё, чего ему хотелось сейчас - тишины. только бы не удушающей.

но домой его не тянуло от слова совсем. джо позволил себе не следить за тем, куда идёт, всё больше и больше, погружаясь в свои мысли. в вечернем и уже чёрно-чернильном небе зажглись первые звёзды, а деревья зашумели листвой от прохладного ветра, пришедшего, видимо, с восточной стороны. ноги сами собой понесли его куда-то по тропинке, ведущей в гору, в странно знакомом районе. где-то в сознании, будто вспыхнула искра узнавания и асакура стал подниматься дальше, чувствуя какое-то предвкушение, что мелкими иголочками покалывало подушечки пальцев. ещё чуть-чуть. как же давно я здесь не был.

он останавливается прямо около места между нескольких деревьев с пышными кронами, откуда открывается вид на город, но не решается сделать шаг вперёд, потому что эта своеобразная смотровая площадка уже занята. рассматривание украдкой чужой такой родной фигуры на какую-то долю секунды режет глаза, настолько сюрреалистичным кажется это столкновение. будто и не было этих нескольких лет. почему ты здесь? что-то случилось? и почему я тоже здесь? все эти вопросы застряли где-то в горле, что болезненно сжалось, будто каждое слово продиралось через него рыболовной блесной с крючком.

ю...юма. джо звучит тихо и хрипло, почти не слыша себя самого. у него от волнения потеют ладони и он прячет их за спину на пару секунд, а затем спешно двигается к накаките, словно боясь, что тот сейчас исчезнет и растворится в ночи, как какое-то видение или сон. встретиться лицом к лицу, немного напугав своим внезапным приближением, оказывается тем ещё испытанием, потому что у асакуры по-прежнему ни единой фразы вслух. только ворох бесконечных и противоречивых мыслей, пока он смотрит в эти тёмные, но такие яркие и живые глаза.

юма? взгляд джо постепенно скользит по таким давно выученным чертам лица своего друга (?), пытаясь выхватить реакцию/эмоции до того, как тот что-то скажет, но ощущение, будто асакура разучился это делать. юма, ты... наверное, он похож на глупого попугайчика, когда так растерянно повторяет имя, что слишком давно не ложилось на язык, но всё ещё осталось невероятно близким. сердце немного ускоряет свой бег, а в голове продолжает твориться сплошной хаос и только привычная сдержанность не даёт показать весь уровень смятения, бьющийся в груди. почему...? он снова замолкает, неловко отводит глаза и пауза между ними начинает затягиваться, как конфета-тянучка, становясь почти невыносимой. это было содержательно. очень содержательно, джо.

0

3

всю последнюю неделю можно было бы, наверное, сравнить с лужей блевоты на асфальте у подъезда, настолько она выглядела отвратительно. юма боролся с собой каждое утро, разлепляя опухшие глаза после жалких четырех-пяти часов сна, ощущал боль во всем теле, садясь на кровати, и молился, чтобы сегодня уже было воскресенье, мать его. нет, все ещё среда. господи, всего лишь среда. даже попытка пустить по венам три чашки кофе сразу не спасала — это вызывало приступ тахикардии, но никак не бодрость уровня диснеевской принцессы, готовой на все свершения.

может быть, есть смысл спросить у одного из постоянных клиентов насчёт когда-то предложенного экстази, потому что вывозить эту мерзкую жизнь на трезвую голову и своими силами было невозможно.

...ладно, не спросит он. как минимум потому что подсаживаться на дрянь не хочется. и контактировать с тем мерзким типом тоже. может, вместо этого лучше начать молиться или заняться спортом, но от одной только мысли про утреннюю пробежку желудок сжимает болезненный спазм. невероятно, насколько его организм обмяк за последние годы работы ради выживания; в школе он любил баскетбол, плавание и бег, но сейчас никакой тяги к физической активности больше не наблюдалось. возможно, проблема была в том, что основная энергия уходила в десятичасовой бег по периметру кафе с подносом в руках, наигранное эгё и демонстрацию маски веселого, нагловатого юного мальчика - того, кем он давно не являлся. боже, юме всего двадцать один, а ощущение такое, будто он состарился сразу вдвое. паршиво.

всё было паршиво вокруг, и он даже не мог объяснить себе, что конкретно не так. просто всё заебало. возможно, ему в затылок дышал депрессивный эпизод или выгорание, кто его знает; юма пытался подавить эти мысли, заглушая их музыкой — то в больших наушниках, то на репетиционной базе с электроусилителем, подключив гитару. инструмент оставался хоть каким-то спасением, даже если деятельность группы особо никуда не продвигалась, а дешевые тексты и переменные успехи с выступлениями уменьшали шансы на какое-то будущее, юме нравилось играть. экспериментировать с мелодиями. слушать, как звонкий голос вокалиста ложится на его ноты. чувствовать, как сердце бъется вместе с ритмом драмера. именно здесь он вообще слышал своё сердце громче обычного, потому что в другие моменты жизни юме казалось, что оно уже не функционирует.

сегодняшний день ощущался провально ещё до того, как юма встал с кровати. в телефоне уже ждало сообщение от босса о том, что его напарник заболел — и нетрудно было догадаться, какого рода болезнь постигла несчастного. юма работал с этими людьми уже достаточно долго, чтобы знать: если ру не выходит на смену, это значит, что у него проблемы с универом. у янвона — новый ебырь, с которым он чаще всего пьет до утра или занимается сексом. манри и року жили вместе и почти всегда работали вдвоем, редко пропуская смены. ичиго был законченым трудоголиком, приходя на работу даже с температурой тридцать восемь. ему нужно было платить за жилье, в конце концов - ровно, как и юме. и, конечно же, сегодня снова был прогул янвона. в рабочем чате никто не выказывает удивления, ру даже отправляет эмоджи с закатившимися глазами, но обещается приехать после пар, чтобы юме не было одиноко.

одиноко ощущалось так, будто ру его жалеет, и это было абсолютно не то чувство, с которым хотелось начинать день. юма запивает этот горький осадок не менее горьким кофе, затравливает электронной сигаретой, выдыхая дым в окно, и ёжится от холода, когда ветер залезает под майку-алкоголичку и лижет горячую кожу. стоит бросать курить. на эту парашу уходит столько ненужных расходов, но почему-то только это успокаивает натянутые голым проводом нервы непонятно по какой причине. юма действительно был одинок, и в этом была своя прелесть: ни обязательств, ни шумных праздников с ебанутыми родственниками, ни вторжения в личное пространство...

но иногда этого хотелось
чтобы кто-то вторгался в его мыльный пузырь
касался его
видел в нём что-то больше, чем персону из кафе
из гей-клуба
из приложения для знакомств
он хоть все ещё человек?

бля. дело было плохо, наверное, действительно стоило бы вместо расходов на сигареты поискать психотерапевта. или начать пить. так ведь делают люди, которые теряют себя? однажды уже пройденная алкольная фаза была достаточно веселой, почему он тогда её бросил? а, это мешало работе. и репетициям. и ещё когда-то он проснулся в чужой квартире с синяками на руках и ничего не помнил. чтож, в конце концов, от этой фазы никто не умер, правда?

к сожалению

мысли в голове роились беспорядочно на протяжении всего дня. как на зло, он тянулся долго и медленно, каждая секунда чувствовалась целой минутой. посетители в кафе следовали один за другим, сменяясь в хаотичном порядке: туристы. постоянник ру. криповый чел, который сталкерил бывшего коллегу юмы. чуваки европейской внешности с сальными крысиными хвостиками, дрочащие на 3д-кошкодевочек в ванной по вечерам. мажор-студент, которому хочется потратить деньги с папиной кредитки с пользой (и который умудряется потрогать юму за бедро, пока делает заказ) (юма ничего не чувствует. ни отвращения. ни возбуждения. ни че го). парень, слишком похожий на дотера, которому никто не дает, поэтому приходится довольствоваться компанией фембоев в косплее. все эти типажи шастают здесь каждый день, и даже если юма пытается быть приветливым со всеми независимо от бэкграунда — ничего не чувствует. как давно все его чувства отключились? загадка со звёздочкой.

он клянется себе, что после смены вернется к своей алкогольной фазе. возможно, это поможет ему впервые за полгода поплакать и выпустить законсервированные эмоции. только когда рабочие часы окончены и карета превращается в тыкву, вместо ближайшего паба с играющей на фоне ариной гранде, юма направляется в место, где раньше он действительно был способен что-то чувствовать.

это место было опрятнее, когда накакита-старшеклассник ходил сюда после занятий вместе с друзьями. вероятно, когда случилось происшествие с пропажей ребенка пару лет назад в этом месте, городские власти или полиция неофициально прикрыли это место, потому что теперь оно выглядело будто сцена из хорошего триллера. юме было всё равно; честно говоря, наверное, ему так даже больше нравилось. в конце концов, его настроению мэтчилась именно такая атмосфера.

первая банка пива шла совсем нехотя. это даже раздражало — какой смысл в трате денег на алкоголь, если он никак не действует и не помогает сознанию расслабиться? юма попытался успокоить свои мысли самостоятельно: закрыв глаза, стал вслушиваться в ветер. отдаленный шум города, сигналы машин, голоса афиш. джо.
джо?

— юма, — он действительно слышал голос асакуры, отвечающий ему. чтож, вероятно, пиво всё-таки делало своё дело. не то, чтобы накакита был рад этому, потому что галлюцинации ни о чем хорошем не говорили никогда, но...

— юма, — джо реально стоит перед ним, оказывается. и эта встреча ощущается одним большим несмешным анекдотом, потому что даже непонятно, что стоит в такой ситуации отвечать. как действовать? притвориться, что его тут нет? бред. уйти? ещё тупее. они ведь никогда не ссорились. просто...нет, далеко непросто.

перестали общаться.

— а ты... почему? — юма не спешит отвечать, выбрав излюбленную тактику атаковать встречным вопросом. ему не хочется вот так сходу рассказывать, что ему паршиво и желание сдохнуть сильнее, чем желание жить; плюс к тому, перед асакурой вообще никогда не хотелось выглядеть слабым. что в школе, что сейчас, спустя столько лет. особенно сейчас. — не то, чтобы это моё дело было, наверное, — промотав в голове события со школы в последних классах, накакита вздыхает как-то особенно мучительно и подвигается на скамейке. — ну, это всегда было нашим местом, так что с возвращением, пожалуй.

это было не тем времяпровождением, которого юма хотел сегодня. желание встать и уйти, позволив джо побыть одному, возростало с каждой секундой, но то самое дурацкое одиночество, засевшее в грудине, заставляло сидеть здесь дальше, тупо разглядывая пейзажи вечернего города вместо того, чтобы смотреть на джо.

красивого, возмужавшего джо. сколько они уже не виделись? юма устал считать дни, оставил вместо них слепое пятно в памяти.
вероятно, джо решил напомнить о себе, чтобы не дай господь юма окончательно его не забыл.

0

4

https://upforme.ru/uploads/001c/0b/06/560/539644.png

из всех печальных слов, произносимых вслух или написанных,
нет более печальных, чем: «а ведь могло быть иначе.» (с)

в груди что-то ширится и растёт, давит на сердечные мышцы и кажется, что скоро вся клетка из ребёр затрещит и сломается под тяжестью испытываемых эмоций, которые джо редко получал в таком объёме, поэтому не знал, как ему с ними справиться. тесно и почти больно. так хочется выплеснуть, пробить чужой защитный механизм чем угодно — словом или действием, неважно. только джо как кувшин с неровным горлышком, внутри которого гремят стеклянные бусины разных размеров и форм из чувств/ощущений, и вытащить хоть что-то, не разбив сосуд — порой становится непосильной задачей, как для других, так и для него самого.

руки теперь кажутся ледяными, когда он смотрит на небольшой кусочек пространства, которое юма освободил для него на скамейке. асакура думает о практически деревянной неловкости в собственном теле, садясь рядом и соприкасаясь плечом с накакитой, ловя себя на том, что едва не вздрогнул от этого мгновения — секунда знакомого и привычного тепла выбивает из колеи, побуждая отстраниться на пару сантиметров. интересно, заметил ли это юма или нет? он надеется на отрицательное значение, потому что испуганным и потерянным мальчишкой выглядит в этот краткий миг только всего из-за одного-единственного страха, кусающего позвоночник голодным псом — сломать этот миг встречи настолько, что юма встанет и уйдёт.

жизнь джо текла своим чередом с того дня, когда они молча разошлись по разным сторонам, ведя себя не как враги, но и не как друзья. произошло ли между ними что-то? да. только не что-то громкое, надрывное, скандальное. не то от чего не спишь по ночам, скуля в подушку, как израненный зверь, снова и снова вгрызаясь в свои сожаления, прочно держащие на цепи. не то от чего распадаешься на куски, не понимая, как собрать себя воедино заново, в жалких попытках самому себе казаться человеком, а не его подобием.

асакура жил, как и прежде, и это не менялось ни в школьные времена, ни после. только в нём осталась какая-то глухая тоска, которую невозможно было подавить ничем. впрочем, он и не старался, ведь с ней можно было продолжать ровно сосуществовать, просто не обращая внимания, как и на всё то бесконечно многое, что происходило в его душе. пока не накопится до такой степени, что сдерживаться перестанет хватать сил. джо не забывал о юме. раньше у него имелось больше возможностей для того, чтобы узнать, в порядке ли тот. но те года давно прошли и сейчас что-то о накаките мелькало совершенно случайным образом, призрачно и едва уловимо. лишь всё также немного ныло где-то в подреберье.

с возвращением...? действительно, пожалуй, что так. асакура повторяет за юмой медленно и негромко, будто перекатывая эти слова во рту, словно пытаясь понять с каким они вкусом. пустоты? печали? надежды? последнее ощущается почти сладким и томительным, и чем-то абсолютно нереальным, но тем во что-то хочется верить. глупо и по-детски. как в чудо. джо не забывал о юме. но возможно, юма забыл о джо? в конце концов, все мы лишь эпизоды в жизни друг друга, разве не так? не хочу. не хочу думать об этом.

слегка дрожащие руки асакуры немного нервно теребят брелок в виде маленького мишки на его сумке, поочередно касаясь то лапок, то ушек, пока он сам старается подобрать хоть какие-то фразы для продолжения разговора, потому что накакита кажется отстранённым, словно присутствующим не здесь и под ложечкой появляется противное тянущее ощущение, что всё, что джо скажет, будет чем-то бесполезным. не тем, что способно удержать того, кто так стремится выскользнуть из его ладоней и осыпаться песком меж пальцев.

я не думал, что приду сюда. просто не хотелось возвращаться домой. холодный ветер врезается в лицо, забирается за воротник джинсовой куртки и асакура ёжится, когда пару минут вглядывается в вечерние огни, принадлежащие десяткам зданий, а затем поднимает голову, чтобы встретить золотисто-белый полумесяц на небе. мысли беспокойной стаей птиц метались из угла в угол, сталкиваясь друг с другом.

тебе настолько неприятно/некомфортно рядом со мной? почему ты молчишь? почему здесь в одиночестве пьёшь так, словно дома никто не ждёт? юма, ты правда одинок? тебе плохо? тебе больно? ты не хочешь меня видеть? он ничего из этого не говорит вслух, не понимая, желает ли он всё это знать или нет. готов ли он обо всём этом узнать. да и каков шанс, что если бы джо осмелился и спросил, то получил бы не жалящий его ответ? о, он даже бы не стал надеяться, полагая, что это уж точно разрушило бы тот хлипкий мостик, протянувшийся между ними в сегодняшний день волею судеб.

много чего произошло. асакура едва слышно выдыхает, опуская взгляд вниз и сжимая брелок, как какой-то якорь, удерживающий его в этой реальности. рассказывать об отце не было желания и в то же время, хотелось поделиться этой неизбывной горечью, что никогда не рассеивалась с самого детства и всё чаще заставляла терять почву под ногами. навалилось, как снежный ком.

ноги сами сюда привели. наверное, мне хотелось почувствовать себя лучше. а здесь всегда всё становилось лучше, потому что... потому что я был с тобой. джо почти прикусывает язык, заталкивая эти слова обратно, давясь ими, не давая им сорваться с губ и обнажить ту самую подтачивающую внутренности тоску по юме — по их дружбе, по общим воспоминаниям, по всему тому, чтобы было между ними и иногда чудилось каким-то сном из тех, что в древних легендах из книжек случаются на краю вселенной.

потому что проблемы казались такими маленькими и далёкими по сравнению с тем, что тут открывался практически целый мир под ногами. асакура произносит почти киношную фразу и чувствует себя чертовски отвратительно. не солгал, но и не сказал правду. побоялся открыться, хотя несколько лет назад признался бы, не думая. тупо, неловко — но без этой надуманной осторожности. только мы находимся не в прошлом и между нами такая пропасть, что не обойти за несколько шагов.

он поворачивается к юме, позволяя себе оглядеть его профиль и внезапно думает о том, что если вот сейчас они снова расстанутся, чтобы больше никогда не увидеться, он сможет хотя бы снова нарисовать... нарисовать те черты, которые он и так знал наизусть, но что немного изменились за прошедшие годы и этого ему хватит ещё на долгий-долгий срок, чтобы опять запрятать/усыпить все эти гложущие его эмоции. ведь после того дня, джо больше ни разу не делал никаких набросков с портретами юмы. будто запретил сам себе, наглухо застёгиваясь на все замки изнутри. но теперь ему это будет нужно, ведь все замки слетают с петель один за другим, нарушая его душевное равновесие.

в горле опять, будто морской ёж проворачивается, когда все это накатывает на него приливной волной. я даже представить себе не мог, что встречу тебя здесь. что мы оба окажемся на нашем месте в одно и то же время. асакура больше взгляда не отводит, словно действительно запоминая и только голос становится чуть тише, а в каждом слове живёт трепет напополам с тревогой. только хочется быть громче и увереннее, заставить отозваться всем существом, не нарекать это чем-то безнадёжным и заранее сломанным. юма... ты не посмотришь на меня? пожалуйста?

0

5

— я не думал, что приду сюда. просто не хотелось возвращаться домой.
то, насколько эта фраза откликалась, пугало, вызывало отвращение и невроз. даже сброситься с такой высоты, на которой они находились, было лучшей идеей, чем оставаться: в конце концов, оба уже слишком давно не делили такое крохотное пространство на двоих, негласно цепляясь за других людей из компании. юма часто пиявкой приставал к хару или к юдаю, ставшему за эти годы холодной войны с джо кем-то вроде самого близкого друга. в конце концов, они с кеем знали друг друга тысячу лет, периодически виделись и имели какие-то общие темы для разговоров, локальные мемы и досуг на двоих. с джо у них "на двоих" уже сто лет не было ничего.

а потом юма скосил взгляд и ненароком увидел беспокойные пальцы, теребящие брелок. душу сразу же накрыло цунами нежности, затапливая все остальные эмоции и сводя их на нет, отбирая возможность дышать, прижимая к сырой земле, будто маленькую букашку. у него что-то случилось, проносится в голове, и юма больше не может думать о том, что не так с ним самим. где зарыта проблема его ментальной нестабильности, выгорания к жизни, отсутствие желания нормально питаться или заниматься чем-либо. джо касается его плеча своим и говорит тихо и грустно, и, удивительно, как этого хватает для того, чтобы перестать катать в голове мысли о собственной меланхолии и со всег ног кидаться спасать его.

милого, тихого джо. который в школе был плох в словах, но оставлял симпатичные маленькие рисунки на полях в тетради. который всегда смеялся над шутками юмы, даже если они были вульгарными. у которого часто потели ладони, когда нужно было зачитать доклад перед классом, но достаточно ответственный, чтобы его номинировали в старосты каждый год.

джо, который после школы приходил [ сюда ] вместе с юмой
чтобы словить особенно огромных кабутомуши
почитать манхву по ролям
обсудить вселенную марвел
меняться коллекционными картами
есть дынные булки и запивать банановым молоком
смотреть смешные видео, склонив головы над одним из телефонов, потому что на втором 3%
его джо;

образ которого был утерян где-то между неотправленными смс, непроговоренными обидами, дурацким детским молчанием. и юма знал причину прекрасно. сейчас она казалась частично нерелевантной, но всё ещё теплилась где-то в горле острыми иглами. юме хотелось быть принятым; джо смотрел в сторону кея и не замечал своего друга, заламывающего руки в попытке привлечь внимание, получить чуть больше, чем просто тусовки в компьютерном клубе; несправедливость в купе с неловкостью дали губительный эффект и превратили близкую дружбу сразу в дистанцию, которая после зацементировалась безвозвратно. и сейчас всё это рисковало пойти трещинами, потому что джо все ещё помнил, ценил это место, а юма . . .

потому что проблемы казались такими маленькими и далёкими по сравнению с тем, что тут открывался практически целый мир под ногами

не знал, хочется ли ему кричать, плакать, бежать отсюда или обнять джо так крепко, что его собственные кости хруснут от натиска.
так ведь и было.

тогда они вдвоем приходили сюда так часто, убегая от серой уродливой реальности в их место. сейчас им перевалило за двадцать, и они снова здесь — разбитые, неловкие, замёрзшие, но всё так же плечо о плечо, и джо всё так же тихо говорит. только вот юма не улыбается ехидно, как это было раньше. он даже не может смотреть на школьного друга, утыкается взглядом себе под ноги, в бутылку пива, буквы на этикетке приобретают эффект мягкого блюра. оказывается, поднять голову нереально — слишком больно от нахлынувших воспоминаний. боковым зрением только накакита подмечает, как на него смотрят, повернувшись лицом, и это нервирует. юме кажется, будто он — препарированная подопытная лягушка, которой заглядывают в разрез на брюхе, выясняя, какой формы сердце у земноводных. у юмы сердца, кажется, не было.

— юма... ты не посмотришь на меня? пожалуйста?
накакита натягивает улыбку на лицо и поворачивается слишком быстро, возможно, в глубине души надеясь, что если очень постараться и сделать это резко, его голова отлетит, оторвется от тела и подобно манге джюнджи ито, улетит ввысь воздушным шаром. чуда не случается — вместо чуда он оказывается к джо лицом к лицу, со своей крипово застывшей маской вымученного веселья. ему тошно. от него несет алкоголем. наверное, по щекам размазаны остатки макияжа, наспех стертого влажной салфеткой прямо перед уходом с работы. он отвратительно жалкий. а джо красивее, чем был в школе, если только это реально. всё такой же грустный взгляд. идеально ровный нос. расписаное по лицу волнение. тяжело сглатывает, кадык дёргается под кожей попрыгунчиком. юма тоже проглатывает комок слюны, медленно моргает и в какой-то момент смягчается.

— мы как на свиданке сидим, по итогу которой я должен тебя бросить. расслабься, джоджо, — школьное прозвище слетает с губ так легко, будто всех этих четырех лет мучительных качелей не было вовсе. — мне приятно, что у тебя об этом месте хорошие воспоминания, и честно говоря, это взаимно. извини, если от меня пахнет алкоголем, и если хочешь, я могу поделиться, хотя... не знаю, хочешь ли ты.

это так странно — осознавать, что об этом человеке когда-то были известны такие мелочи как "на какой стороне кровати обычно он спит", "какие сладости любит"; сейчас юма даже не мог сказать, как джо относится к алкоголю.

— если ты хочешь выговориться — я выслушаю, — вдруг говорит вслух юма и, не выдержав зрительного контакта, опускает глаза и криво улыбается. его синдром спасателя рвется наружу слишком активно, спасение самого себя перестает быть актуальным на фоне самого очаровательного в мире щенячьего взгляда. тряпка. всё ещё. всё ещё бы отдал за него конечность. даже после всех тех недель слёз в подушку, как девка. стыдно должно быть. — и, честно. я не убегу. ну, мне и некуда бежать, я-то тут ночевать планировал, — последнее слетает с губ слишком быстро, чтобы подумать дважды над этой дурацкой шуткой, в которую джо сейчас, наверное поверит.

окей, но это хотя бы разрядит обстановку.
наверное.

0

6

вдох-выдох. вдох-выдох. вдох-выдох. привычная мантра и счёт на раз-два-три помогают лишь немного, когда они сталкиваются взглядами. ему хочется успеть насмотреться и запомнить каждую чёрточку, что всегда так легко возникали под парой движений грифеля карандаша. потому что страх и сомнения не рассеиваются — нет ни капли уверенности в том, что после этой встречи между ними что-то изменится и их история получит новый виток, продолжаясь, а не оборвётся снова где-то на середине. джо рассматривает открыто и жадно, словно астроном, впервые дорвавшийся до звезды, что раньше видел только через линзу телескопа, а теперь она сияет прямо перед ним, заставляя тянуться к ней всё больше и больше.

ты выглядишь таким уставшим и потерянным, будто весь груз мира лежит на твоих плечах. и кого ты пытаешься обмануть этой улыбкой? джо практически приходится одёрнуть себя в тот момент, когда он был готов протянуть руку и коснуться юмы, только для того, чтобы стереть пару следов от макияжа с его щеки и заставить сбросить эту ненужную браваду из искусственных эмоций на лице. ладонь так и застывает над сумкой в поднимающемся движении и снова опускается на злосчастный брелок, стискивая его в этот раз так сильно, что белеют костяшки. нельзя. не теперь. ты не имеешь права на это сейчас. он всё ещё не может перестать смотреть, обрывая внутри себя нелепые и глупые желания, которые накакита вряд ли бы оценил, учитывая тот факт, что между ними всё ещё мрачным маяком мигает промежуток в несколько лет. но так отчаянно не хочется быть чужими.

молчание звенит натянутой тетивой в прохладном весеннем воздухе и асакура порывается было нарушить его, но юма делает это первым и настолько резко, что снова заставляет вздрогнуть, пропуская через себя все слова до единого. прозвище, произнесённое накакитой так легко, тёплой волной прокатывается по каждой клеточке. джо немного ёжится, чувствуя, как краснеют кончики ушей из-за какого-то странного волнения в груди. наверное, от той самой просыпающейся надежды, понемногу расправляющей свои крылья, но всё ещё с оглядкой на любой жест, боясь превратиться снова во что-то туманное и едва видимое, где-то в укромном уголке души, куда асакура почти никогда не заглядывает, даже копаясь в себе.

фраза юмы стучит в висках, побуждая разобрать на составляющие, ведь она кажется такой забавной и одновременно такой горькой, что её хочется запить, как таблетку, которая всё равно никак не поможет. должен меня бросить...? а разве мы не? ведь мы бросили друг друга, юма. да, мы не ссорились. между нами, как будто ничего не произошло, но мы перестали быть рядом. нас больше не было. я столько раз думал о том, кто виноват. я тогда не стал разбираться в том, что тебя мучает, просто ушёл от разговора и продолжал так делать, хотя понимал, что нам это нужно.

я не оставил тебе ничего, кроме пустоты... и сколько бы внутренне себя не корил самыми тёмными ночами, но не делал ни шага навстречу. чего я боялся? что безмолвие станет громкой ссорой? честно, возможно, так было бы лучше. от этих мыслей всё в груди остро сжимается, на мгновение почти перекрывая кислород, но асакура наконец-то отмирает, понимая, что должен хоть что-то ответить, а не сидеть, как каменное изваяние, перебирая всё в своей глупой голове до последней буквы.

пиво? я не особо его люблю, но сейчас, может быть немного бы выпил, наверное. и всё равно мне, как от тебя пахнет... джо говорит тихо, но достаточно отчётливо, он если и ощутил запах алкоголя, то лишь слегка и смешанный с чем-то сладковатым, исходящим от юмы и разбавленным свежим ветром, в котором чувствовался приближающийся дождь. это вообще не очень важно для меня сейчас. и нет, я не думаю, что мне нужно выгов...

асакура осекается, когда юма отводит взгляд и кусает губы, думая о том, должен ли он рассказывать обо всём, что произошло за сегодняшний день. выговориться? мне? почему мне? разве только я нуждаюсь в этом? но ты бы не поделился со мной, так ведь? я уже думал об этом, поэтому и не спросил... не убежишь, да? подозреваешь, что я этого боюсь? боже, как ты прав, действительно, боюсь. в памяти почему-то всплывают моменты, как он рисовал звёздное небо и часами смотрел в телескоп, разглядывая ночные светила и как провёл всего одну-единственную аналогию о которой никогда не говорил даже юме, просто рассказывая ему о созвездиях.

боюсь, что моя звезда может оказаться миражом и стоит отвернуться, как она распадётся на мириады частиц из золотой пыли и исчезнет, будто её и не существовало в одном моменте со мной. джо кривовато, но искренне улыбается в ответ юме, только уже всего через секунду замирает растерянным щенком, который вот-вот прижмёт уши, улавливая последние слова накакиты.

его глаза испуганно расширяются, а шестёренки-мысли в голове начинают вертеться с бешеной скоростью. подожди, что— джо забывает о дистанции и об осторожности, тянется к юме, мягко беря за руку, чуть сжимая его пальцы от волнения. сердце бежит торопливым кроликом из алисы в стране чудес, громко стукаясь о грудную клетку. что значит, собрался переночевать? ты не оплатил счета? тебя выселили? почему ты не пошёл хотя бы в какой-нибудь хостел? стоп, тогда получается, совсем нет денег?

асакура немного хмурится, другой рукой убирая с волос юмы какой-то пожухлый листочек, продолжая выстраивать свою цепочку, не обращая внимания на чужую реакцию. а переночевать у друга? одолжить денег? так, ладно... нужно что-то придумать. скорее всего, ты все эти варианты уже перебрал, раз оказался здесь. юма... а если я дам тебе денег на то, чтобы ты оплатил жильё? или... ты мог бы... мог бы... мог... у мен— кончики ушей джо снова краснеют от понимания того, что он хотел сейчас предложить и он замолкает, зная, что это совершенно неуместно с ничего звать накакиту к себе, даже если он очень хочет помочь. вряд ли бы для юмы это оказалось чем-то комфортным, да и не сказать, что сам асакура был к этому готов, когда их отношения нужно выстраивать заново, если они вообще будут это делать...

прости. я задал слишком много вопросов и наверное, немного ошарашил тебя. просто скажи, могу ли я помочь тебе в этом плане? чтобы ты тут не оставался? может, всё-таки, хостел?

джо так и не отпускает руку юмы, и совсем не беспокоится об этом — будто так и должно быть. может потому что это чувствуется чем-то правильным и нужно было сделать так ещё десять минут назад, а не размышлять, можно или нельзя? это ведь всего лишь прикосновение, всего лишь один из способов показать, что ему не всё равно, что ему важно - что юма прямо сейчас ему очень важен. правда, юме знать об этом совсем необязательно.

0


Вы здесь » море воды » Тестовый форум » джо и юма


Рейтинг форумов | Создать форум бесплатно